Голос прозвучал сильный и мощный:
— Ричард... король Барбаросса смертельно болен...
— Тертуллиан! — вырвалось у меня радостное. — Ты все-таки сумел!
— Это сумел ты, — донеслось из сгустка огня. — Твой дух...
Треск разрядом заглушил, фигура деформировалась, силы космоса стремятся разрушить упорядоченную структуру, вернуть в стандартную шаровую молнию. Искаженный помехами голос прозвучал громко и отчетливо:
— Помоги... ему...
Я помотал головой.
— Прости, корабль уже отчаливает.
— Это... нуж...
— Нет, — сказал я резко.
— Тысячи людей умрут... монастыри будут разрушены... Сгорит... а Тьма... восторжествует...
Голос оборвался, фигура уменьшилась до шаровой молнии, а та с жутким треском взорвалась. Меня швырнуло на переборку, в голове грохот и боль во всем теле, я в испуге залечил в себе все ушибы и поднялся. Во рту соленый привкус, но даже кожа на костяшках пальцев уже под лохмотьями содранной розовая, чистая.
На языке остались слова, что я так долго шел к Югу, что он уже по ту сторону океана, что ничто меня не сдвинет и не остановит...
Пес поднял голову и смотрел выжидающе. Я зло и отвратительно выругался, потом еще и еще раз, но злость и бессильная тоска не уходили и не рассасывались, а чувствовать себя говном, ох, как не хочется, это другим могу казаться орлом, но себе цену знаю.
И все равно я плыву на Юг, сказал я себе резко. Всех не наспасаешься. Да пошли они все на хрен, я и о себе должен подумать. В конце концов я чего-то стою, так что не надо мне о высших ценностях. Сейчас каждый за себя, один Бог за всех...
На лавке в поле бокового зрения возникла фигура. Я торопливо повернулся, в глаза бросилось знакомое удлиненное и с заостренными чертами лицо, красивый излом бровей и насмешливо прищуренные глаза.
На этот раз он в красивом темно-зеленом камзоле, скромном и со вкусом отделанном на воротнике золотом, единственное украшение. Я пялил на него глаза, еще не придя в себя от появления Тертуллиана, а Сатана мягко улыбнулся.
— Вы всякий раз так удивляетесь, сэр Ричард!.. А ведь это вы меня призвали. Как и все предыдущие разы. И хотите, чтобы я сказал вам простую и понятную истину: в мире везде несчастья, везде проливают слезы сироты и вдовы, везде несправедливость... Сэр Ричард, вам не поспеть везде! Да вы и сами это понимаете. Гм, понимали...
Я вскрикнул в бешенстве, но уже на самого себя, на свою дурость:
— Знаю! Но там умирает Барбаросса!
Он хмыкнул:
— Король... Не потому ли спешите?
В его черных, как бездны космоса, зрачках зажегся огонек интереса. Я огрызнулся:
— Мне от него ничего не надо! Но он лучше многих... Потому не бросаюсь помогать всем-всем обиженным на свете, да хрен с ними, их слишком много, но Барбаросса намного лучше... и достойнее. Я не мать Тереза, чтобы ринуться в Африку каких-то там бушменов или готтентотов лечить от запора. Да, буду помогать только своим друзьям! А еще и тем, кого считаю очень хорошими людьми... да и то, если делать больше ни фига не надо. Я же демократ!
Он напомнил с непривычной ранее резкостью в голосе:
— Вы уже на палубе корабля. Капитан подгадал к мистралю, это такой ветер, что понесет вас через океан по прямой, не нужно даже галсами... Такая удача выпадает редко! Пребывание на Юге даст вам больше, чем десять таких королей, как Барбаросса!
Я оскалил зубы в невеселой усмешке превосходства.
— Я слышал, что все ваши расчеты абсолютно верны. И что никогда не ошибаетесь.
— Да, — отрезал он настороженно, — и к чему это?
— Теперь знаю, — сказал я без злобы, но с той же ноткой превосходства, — где вы все-таки ошибаетесь.
Он ответил резко:
— Я никогда не ошибаюсь. Никогда!
Я покачал головой.
— Нет, вы всегда знаете, как поступить правильно. А это не одно и то же.
— Это значит, — сказал он уже спокойнее, — что ошибаюсь не я, а вы, люди. Но вы сами видите, сэр Ричард, что ошибаются все меньше и меньше. Иначе не поднимались бы по дороге прогресса.
Я развел руками.
— Да, тут мне крыть нечем... Эй, Зайчик!
Над головой послышался топот, я почти видел, как огромный черный конь появился около двери так резко, словно и стоял там.
Сатана спросил с сомнением:
— Я все еще не верю, что вы способны на такую дурость.
— Я человек, — ответил я гордо. — А человек способен еще и не на такую!
Я торопливо поднялся по лесенке на палубу. Зайчик похож на демона из ада, грива развевается, глаза горят багровым огнем. Тут же появился Пес, пасть распахнута во всю ширь, клыки блестят, длинные и загнутые, как у саблезубого тигра. Я вставил ногу в стремя, за моей спиной капитан вскрикнул пораженно:
— Сэр Ричард! Что случилось?
Я поднялся в седло и, приподнявшись в стременах, заорал зло:
— Смотрите на меня! Смотрите все! Второго такого дурака увидите не скоро!
— Да что случилось?
— Зов, видите ли, услышал!..
— Зов? — переспросил он тревожно.
— Да, зов, — крикнул я с сарказмом. — Сперва, мол, думай о родине, а потом — о себе! И вот я, идиот, откликаюсь на этот зов... во имя какой-то и чьей-то там сраной родины, а свои интересы... эх, в такую глубокую и вонючую задницу:..
Корабль начало разворачивать в сторону открытой воды. Зайчик прянул ушами и посмотрел на отодвигающийся берег. Капитан крикнул предостерегающе:
— Эй-эй! Сходни убрали!
— Если бы меня это остановило, — бросил я с тоской. — Как бы я этого хотел...
Зайчик пошел в галоп, моряки с криками расступились. Грохот копыт нарастал, палуба стремительно убегает под нами, мелькнула корма, а за нею уже широкая полоска воды. Сердце на миг остановилось в страхе, толчок, меня вжало в седло, встречный ветер стремился выдернуть из седла, затем удар копытами о твердое, взлетели тучи мокрого песка.